Для Главнокомандующего Генер[ал] лейт[енанта] Дитерихса

Ген[енерал] м[айора] [Домонтовича]

8.Х.19 г. Омск

ПРАВДА О РУССКОЙ ЦАРСКОЙ СЕМЬЕ И ТЕМНЫХ СИЛАХ

Составлена командированным по распоряжению бывшего министра юстиции Керенского в чрезвычайную следственную комиссию по расследованию злоупотреблений бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц, товарищем прокурора Екатеринославского окружного суда, Владимиром Михайловичем Рудневым

Состоя товарищем прокурора Екатеринославского окружного суда, 11-го марта 1917 г., ордером министра юстиции Керенского, я был командирован в Петроград, в чрезвычайную следственную комиссию по расследованию злоупотреблений бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц.

В Петрограде, работая в этой Комиссии, я получил специальное поручение обследовать источники "безответственных" влияний при Дворе, причем этому отделу Комиссии было присвоено наименование "Обследование деятельности темных сил". Занятия Комиссии продолжались до последних чисел августа 1917 г., когда я подал рапорт об отчислении, в виду попыток со стороны председателя Комиссии прис. пов. Муравьева понудить меня на явно пристрастные действия. Мне, как лицу командированному с правами судебного следователя, было предоставлено производство выемок, осмотров, допрос свидетелей и т. д. В целях всестороннего и беспристрастного освещения деятельности всех лиц, относительно которых в периодической печати и обществе составилось представление как о людях, имевших исключительное влияние на направление внутренней и внешней политики, мной были разобраны и осмотрены архивы Зимнего дворца, Царскосельского и Петергофского дворцов, а равно личная переписка Государя, Императрицы, некоторых Великих Князей, а также переписка, отобранная при обыске у епископа Варнавы, графини Игнатьевой, доктора Бадмаева, В. Н. Воейкова и других прежде высокопоставленных лиц.

При производстве расследования было обращено особое внимание на личность и характер деятельности Распутина и А. А. Вырубовой, также и на отношение Царской Семьи к германской Императорской Фамилии.

Считая, что задача моего обследования имеет громадное значение в смысле освещения событий, предшествовавших и сопровождавших революцию, я снимал копии со всех протоколов осмотров, проходивших через мои руки, документов, а равно и со свидетельских показаний. Уезжая из Петрограда, я захватил с собой все эти копии в Екатеринослав, где они хранились в моей квартире, но теперь, вероятно, разграблены при разгроме моей квартиры большевиками. Если сверх ожидания копии этих документов не уничтожены, и я доживу до того времени, когда получу их в свои руки, то я предполагаю опубликовать их в печати полностью, не делая никаких выводов, ни заключений.

Теперь же я считаю необходимым представить краткий очерк характеристики главных деятелей той области, которая называлась печатью и общественным мнением "областью темных сил", причем, так как очерк этот составляется мной по памяти, то в нем, конечно, будет упущено много, быть может, интересных подробностей.

Прибыв в Петроград в следственную комиссию, я приступил к исполнению моей задачи с невольным предубеждением относительно причин влияния Распутина, вследствие читанных мной отдельных брошюр, газетных заметок и слухов, циркулировавших в обществе, но тщательное и беспристрастное расследование заставило меня убедиться, насколько эти слухи и газетные сообщения были далеки от истины.

Наиболее интересной личностью, которой приписывалось исключительное влияние на внутреннюю политику, был Григорий Распутин, а потому естественно, что его фигура явилась центральной при выполнении возложенной на меня задачи. Одним из самых ценных материалов для освещения личности Распутина послужил журнал наблюдений негласного надзора, установленного за ним охранным отделением и веденного до самой его смерти. Наблюдение за Распутиным велось двоякое: наружное и внутреннее. Наружное сводилось к тщательной слежке при выездах его из квартиры, а внутреннее осуществлялось при посредстве специальных агентов, исполнявших обязанности охранителей и лакеев. Журнал этих наблюдений велся с поразительной точностью изо дня в день и в нем отмечались даже кратковременные отлучки, хотя бы на два-три часа, причем обозначалось как время выездов и возвращения, так и все встречи в дороге. Что касается внутренней агентуры, то последняя отмечала фамилии лиц, посещавших Распутина, и все посетители аккуратно вносились в журнал: при этом, так как фамилии некоторых из них не были известны агентам, то в этих случаях описывались подробно приметы посетителей. Познакомившись с этими документами, а также допросив ряд свидетелей, фамилии которых в документах упоминались, и сопоставив эти показания, я пришел к заключению, что личность Распутина, в смысле своего душевного склада, не была так проста, как об этом говорили и писали.

Исследуя нравственный облик Распутина, я, естественно, обратил внимание на историческую последовательность тех событий и фактов, которые в конечном итоге открыли для этого человека двери Царского дворца, причем я выяснил, что первым этапом в этом постепенном продвижении вперед было его знакомство с известными глубоко религиозно настроенными и несомненно умными архиепископами Феофаном и Гермогеном. Убедившись на основании тех же документов, что тот же Григорий Распутин сыграл роковую роль в жизни этих столпов Православной Церкви, будучи причиной удаления Гермогена в один из монастырей Саратовской епархии на покой и низведения Феофана на роль провинциального епископа, тогда как эти истинно православные епископы, заметив проснувшиеся в Григории Распутине низменные инстинкты, открыто вступили с ним в борьбу, - я пришел к заключению, что, несомненно, в жизни Распутина, простого крестьянина Тобольской губернии, имело место какое-то большое и глубокое душевное переживание, совершенно изменившее его психику и заставившее его обратиться ко Христу, так как только наличностью этого искреннего Богоискания Распутина в тот период времени и может быть объяснено сближение его с указанными выдающимися пастырями. Это мое предположение, основанное на сопоставлении фактов, нашло себе подтверждение в безграмотно составленных Распутиным воспоминаниях хождений по Святым Местам. От этой книги, написанной Григорием Распутиным, дышит наивной простотой и задушевной искренностью. Опираясь на содействие и авторитет указанных архиепископов, Григорий Распутин был принят во Дворцах Великих Княгинь Анастасии и Милиции Николаевен, а затем через посредство последних знакомится с г. Вырубовой, тогда еще фрейлиной Танеевой и производит на нее, женщину истинно религиозно настроенную, огромнейшее впечатление; наконец, он попадает и в Царский Двор. Здесь, у него, видимо, пробуждаются заглохшие низкие инстинкты, и он превращается в тонкого эксплуататора доверия Высоких Особ к его святости.

При этом надо заметить, что он свою роль выдерживает с удивительно продуманной последовательностью. Как показало обследование переписки по сему поводу, а затем, как подтвердили и свидетели, Распутин категорически отказывался от каких-либо денежных пособий, наград, почестей несмотря на прямые, обращенные предложения со стороны Их Величеств, как бы тем самым подчеркивая свою неподкупность, бессребреность и глубокую преданность Престолу, предупреждая в то же время Царскую Семью, что он единственный предстатель за них пред Престолом Всевышнего, что все завидуют его положению, все интригуют против него, все клевещут на него и что поэтому к таким доносам надо относиться отрицательно. Единственно, что позволял себе Распутин, это оплату его квартиры из средств Собственной Его Величества Канцелярии, а также принимать подарки Собственноручной работы Царской Семьи - рубашки, пояса и пр.

Входил Распутин в Царский Дом всегда с молитвой на устах, обращаясь к Государю и Императрице на "ты" и трижды с ним лобызался, по сибирскому обычаю. Вместе с тем он говорил Государю "моя смерть будет и твоей смертью", и при этом установлено также, что при Дворе он пользовался репутацией человека, обладавшего даром предсказывать события, облекая свои предсказания в загадочные формы, по примеру древней Пифии.

Источником средств для Распутина служили те прошения разных лиц по поводу перемещений, назначений, помилований, которые составлялись на Высочайшее Имя и передавались во Дворец через его руки. В целях большей авторитетности Распутин поддерживал такие ходатайства при беседе с их Величествами, облекал их в особые формы предсказания, подчеркивая, что удовлетворение этих просьб ниспошлет особые дары и счастье Царской Семье и стране. К сказанному выше необходимо добавить, что Распутин несомненно обладал в сильной степени какой-то непонятной внутренней силой в смысле воздействия на чужую психику, представлявшей род гипноза. Так, между прочим, мной был установлен несомненный факт излечения им припадков пляски св. Витта у сына близкого знакомого Распутина - Симановича, студента Коммерческого института, причем все явления этой болезни исчезли навсегда после двух сеансов, когда Распутин усыплял больного.

Запечатлен мною и другой яркий случай проявления этой особенной психической силы Распутина, когда он был вызван зимой 1914-1915 гг. в будку железнодорожного сторожа Царскосельской дороги, где после крушения поезда лежала в совершенно бессознательном состоянии с раздробленными ногами и с трещинами в черепе Анна Александровна Вырубова.

Около нее в то время находились Государь и Императрица. Распутин, подняв руки кверху, обратился к лежащей Вырубовой со словами: "Аннушка, открой глаза". И тотчас она открыла глаза и обвела комнату, в которой лежала. Конечно, это произвело сильнейшее впечатление на окружающих, а в частности, на Их Величеств, и естественно содействовало укреплению его авторитета.

Вообще надо сказать, Распутин, несмотря на свою малограмотность, был далеко незаурядным человеком и отличался от природы острым умом, большой находчивостью, наблюдательностью и способностью иногда удивительно метко выражаться, особенно давая характеристики отдельным лицам. Его внешняя грубость и простота обращения, напоминая порой юродивого, были несомненно искусственны, чтобы подчеркнуть свое крестьянское происхождение и свою неинтеллигентность.

Ввиду того, что в периодической прессе уделялось слишком много внимания половой разнузданности Распутина, ставшей синонимом его фамилии, на это обстоятельство при производстве следствия было также обращено надлежащее внимание, а богатейший материал для освещения его личности с этой стороны оказался в данных того самого негласного наблюдения за ним, которое велось охранным отделением; при этом выяснилось, что амурные похождения Распутина не выходят из рамок ночных оргий с девицами легкого поведения и шансонетными певицами, а также иногда и с некоторыми из его просительниц. Что же касается близости его к дамам высшего общества, то в этом отношении никаких положительных материалов наблюдением и следствием добыто не было.

Но имеются указания, что в пьяном виде он старался создать иллюзию своей интимной близости к высшим кругам, в особенности перед теми, с которыми он был в приятельских отношениях и которым он был обязан своим возвышением. Так, например, при обыске у епископа Варнавы была найдена телеграмма Распутина на его имя: "Милый, дорогой, приехать не могу, плачут мои дуры, не пущают". Ввиду сведений, что Распутин в Сибири мылся в бане вместе с женщинами, родилось предположение о его принадлежности к секте хлыстов.

С целью выяснить этот вопрос Верховной следственной комиссией был приглашен профессор по Кафедре сектантства Московской духовной академии Громогласов. Последний, ознакомившись со всем следственным материалом и считаясь с тем, что совместное мытье мужчин и женщин в банях является в некоторых местах Сибири общепринятым обычаем, не нашел никаких указаний к принадлежности его к хлыстам. Вместе с тем, изучив все написанное Распутиным по религиозным вопросам Громогласов также не установил никаких признаков хлыстовства. Вообще Распутин по природе был человек широкого размаха. Двери его дома были всегда открыты. Там всегда толпилась самая разнообразная публика, кормясь на его счет. В целях создания вокруг себя ореола благотворителя по слову Евангелия: "Рука дающего да не оскудеет", Распутин, постоянно получая деньги от просителей за удовлетворение их ходатайств, широко раздавал эти деньги нуждающимся и вообще лицам бедных классов, к нему обращавшимся тоже с какими-либо просьбами, даже и не материального характера. Этим он создавал себе популярность благотворителя и бессребреника.

Кроме того, большие суммы Распутин сорил по ресторанам и загородным садам, вследствие чего никаких особенных средств после его смерти семья его, проживавшая в Сибири, не получила.

Следствием был собран многочисленный материал относительно просьб, проводимых Распутиным при Дворе; все эти просьбы касались, как было выше указано, назначений, перемещений, помилований, пожалований, проведения железнодорожных концессий и других дел, но решительно не было добыто никаких указаний о вмешательстве Распутина в политические дела, несмотря на то, что влияние его при Дворе, несомненно, было огромное. Примеры этого влияния очень многочисленны; так, между прочим, при обыске в канцелярии Дворцового коменданта генерала Воейкова, было обнаружено несколько писем на его имя такого содержания: "Генералу Фавееку. Милой, дорогой, устрой ее. Григорий". На подобных письмах оказались отметки, сделанные рукой Воейкова, сводившиеся к указанию имени, отчества и фамилии просителей, их места жительства, содержание просьбы, отметки об удовлетворении просьбы и об оповещении просителей, тождественного содержания [письма] были обнаружены и у бывшего Председателя министров Штюрмера, а равно и у других высокопоставленных лиц. Но все эти письма касались исключительно просьб об оказании личных протекций по поводу разных случаев в жизни лиц, о которых ходатайствовал Распутин.

Распутин всем лицам, с которыми ему приходилось сталкиваться более или менее часто, давал прозвища, некоторые из них получили права гражданства и при Дворе; так, например, Штюрмера он называл - стариком; архиепископа Варнаву - мотыльком; Государя - папой; Государыню - мамой. Прозвище Варнавы - "мотылек" было обнаружено и в одном из писем Императрицы к Вырубовой.

Признавая на основании всего следственного материала несомненно его большое влияние на Царскую Семью, этот же следственный материал приводит к несомненному же заключению, что источником влияния Распутина при Дворе была наличность высокого религиозного настроения Их Величеств и вместе с тем их искреннего убеждения в святости Распутина, единственного, действительного предстателя и молитвенника за Государя, Его Семью и Россию перед Богом. Причем наличность этой святости усматривалась Царской Семьей в отдельных случаях в исключительном воздействии Распутина на психику приближенных ко Дворцу лиц, как например, о чем указано выше, приведение в сознание г. Вырубовой, затем благотворное влияние на здоровье Наследника и ряд удачных предсказаний, при этом, конечно, указанное воздействие на психику должно быть объяснено наличностью необыкновенной гипнотической силы Распутина, а верность предсказаний - всесторонним знанием им условий придворной жизни и его большим практическим умом.

Этим влиянием Распутина на Царскую Семью старались, конечно, пользоваться ловкие люди, способствуя тем самым развитию в нем низких инстинктов. Особенно ярко это сказалось в деятельности бывшего министра внутренних дел А. Н. Хвостова и директора Департамента полиции Белецкого, которые, чтобы упрочить свое положение при Дворе, вошли в соглашение с Распутиным и предложили ему такие условия: выдавать из секретного фонда Департамента полиции ежемесячно по 3000 рублей в месяц и единовременные пособия в различных суммах по мере надобности за то, чтобы Распутин проводил при Дворе тех кандидатов, которых они будут указывать на желательные для них посты. Распутин согласился и, действительно, первые два-три месяца выполнял принятые на себя обязательства, но затем, убедившись, что такое соглашение для него невыгодно, как значительно сокращавшее круг его "клиентуры", он, не предупреждая об этом Хвостова и Белецкого, стал действовать самостоятельно на свой риск и страх. Хвостов, удостоверившись в неискренности Распутина и опасаясь, что в конце концов Распутин может начать действовать против него, решил открыто вступить с ним в борьбу, учитывая, с одной стороны, доброе к себе расположение Царской Семьи, а с другой - рассчитывая на содействие Государственной Думы, членом которой он был и которая относилась к Распутину с крайней ненавистью. При создавшемся положении вещей в очень тяжелом положении оказался Белецкий, не веривший в обаяние и мощь Хвостова при Дворе, а наоборот, надлежаще расценивавший исключительное обаяние Распутина на Царскую Семью. После недолгого раздумья Белецкий решил изменить своему начальнику и покровителю Хвостову, перейдя всецело на сторону Распутина. Заняв такую позицию, Белецкий, выражаясь языком Распутина, поставил себе целью - "свалить министра Хвостова". В конечном результате борьбы Распутина и Белецкого против Хвостова и явился так много нашумевший в газетах пресловутый заговор на жизнь старца. Инсценировка этого заговора была организована Белецким следующим образом. Он привлек для этой цели совершенно опустившегося в нравственном отношении, "бывшего человека", инженера Гейне, содержателя игорных притонов в Петрограде, и тайно командировал его в Христианию,¹ также к "бывшему человеку" растриге-монаху, известному Илиодору - Сергею Труфанову, бывшему прежде другом Распутина. Результатом этой поездки была посылка ряда телеграмм из Христиании к Гейне в Петроград за подписью Илиодора, в которых очень прозрачно говорилось о будто бы готовившемся ими покушении на жизнь Распутина. Так, например, в одной из телеграмм Илиодора к Гейне говорилось почти дословно следующее: "Наняты 40 человек, ждут, ропщут, переведите 39999". Все эти телеграммы, как поступавшие из нейтральной страны во время войны, до выдачи их адресатам в копиях сообщались в Департамент полиции, но затем без надлежащего обследования, как то полагалось согласно законам военного времени, прямо вручались инженеру Гейне. Наконец в один прекрасный день Гейне, имея в руках эти телеграммы, является в виде раскаявшегося грешника в приемную Распутина и представляя доказательства наличности заговора принесенными с собой телеграммами, чистосердечно сознается старцу, что участвовал в заговоре на его жизнь, передает все подробности этого заговора и кончает заявлением, что во главе его стоит министр внутренних дел А. Н. Хвостов.

г---------------------------------------------------

¹ Название г. Осло до 1924 г.

L___________________________________________________

Все эти данные были сообщены Распутиным Царской Семье и повлекли за собой отставку Хвостова. Как подробность инсценировки этого заговора интересен следующий факт: в телеграммах, поступавших к Гейне из Христиании, помещался ряд лиц, проживавших в Царицыне и входивших будто бы в сношения с Илиодором и даже приезжавших к нему в Христианию для осуществления заговора. Однако произведенное по сему поводу, по горячим же следам, расследование через жандармскую полицию не только не подтвердило правдивости этих указаний, но с полной очевидностью показало, что поименованные лица из Царицына никуда не уезжали, как о том свидетельствовали акты осмотра домовых книг и других документов.

Следует заметить, что А. Н. Хвостов был лично очень ценим и уважаем Государем, а в особенности Императрицей, которые, по свидетельским показаниям личностей, близко стоявших ко Двору, считали его религиозно-нравственным и в высшей степени преданным Царской Семье и России, однако эпизод показывает, насколько Хвостов прежде всего заботился и оберегал свои личные интересы: однажды он пригласил к себе жандармского генерала Комиссарова и предложил ему немедленно, переодевшись в штатское, поехать к Распутину и привезти его к Митрополиту Питириму, что тот и исполнил. Исполняя поручение Хвостова, Комиссаров вместе с Распутиным прошел в покои Питирима, где в одной из комнат их встретил служка Питирима, который, приняв их, удалился во внутренние покои с докладом к Его Высокопреосвященству. Вскоре после этого в ту же комнату вошел сам Питирим, и здесь, когда ему Распутин представил генерала Комиссарова, последний заметил, как Питириму было неприятно на этот раз появление в его покоях жандармского генерала. Тем не менее Питирим пригласил их следовать за собой и когда они вошли в гостиную, то увидели здесь сидевшего на диване Хвостова. При виде Распутина Хвостов стал нервно смеяться и переговариваться с Питиримом, а затем, пробыв недолгое время, попросил Комиссарова сопровождать себя домой. Комиссаров, оказавшись в крайне неловком положении, совершенно не понимал происшедшего. Проезжая в автомобиле, Хвостов спросил Комиссарова: "Вы что-нибудь, генерал, понимаете?" И получив отрицательный ответ, заявил: "Знаем теперь в каких отношениях состоит Питирим с Распутиным, а ведь когда вы с ним приехали в покои Митрополита и служка доложил ему о вашем приезде, то этот человек, не имеющий, по его словам, ничего общего с Распутиным, сказал мне: "Разрешите отлучиться на несколько минут, так как ко мне приехал именитый грузин", и теперь мы знаем, какие грузины ездят к Вашему Преосвященству". Этот эпизод мне стал известен из допроса генерала Комиссарова.

Из всех государственных деятелей Хвостов был ближе всех к Распутину, что же касается до столь нашумевших отношений его со Штюрмером, то в действительности отношения эти не выходили из области обмена любезностями: Штюрмер, считаясь с влиянием Распутина, исполнял его просьбы относительно устройства отдельных лиц, посылал Распутину иногда фрукты, вино и закуски, но данных о влиянии Распутина на направление внешней политики Штюрмера следствием не было добыто решительно никаких.

Не больше была связь с Распутиным и у министра внутренних дел Протопопова, которого Распутин почему-то называл "Калинин", хотя надо сказать, что Распутин относился к Протопопову с большей симпатией и всячески старался защищать его, хвалить и выговаривать пред Государем в тех случаях, когда почему-либо положение Протопопова колебалось. Распутин делал это почти всегда в отсутствие Государя из Царского Села путем предсказаний Императрице, имевших характер изречений Пифии, где сначала говорилось о других и затем уже переходилось к восхвалению личности Протопопова, как преданного и верного Царской Семье человека. Подобное отношение Распутина к Протопопову создавало для последнего и благоприятное отношение со стороны Императрицы. При осмотре бумаг Протопопова было найдено несколько типичных писем Распутина, начинавшихся словами: "Милый, дорогой", но всегда говоривших только о каких-либо интересах частных лиц, за которых Распутин хлопотал. Среди бумаг Протопопова, так же как и среди бумаг всех остальных высокопоставленных лиц, не было найдено ни одного документа, указывавшего на влияние Распутина на внешнюю или внутреннюю политику.

Протопопов отличался, можно сказать, удивительной слабостью воли, хотя всю свою длинную карьеру до министра внутренних дел проходил в качестве выборного лица разных общественных групп, вплоть до должности товарища председателя Государственной Думы. Так как периодической печатью Протопопову приписывалась жестокая попытка подавления народных волнений в первые дни революции, - якобы выразившаяся в установке на крышах домов пулеметов для расстрела безоружных толп манифестантов, то на предварительном следствии на это обстоятельство было обращено особое внимание председателем комиссии, присяжным поверенным Муравьевым, поручившим обследование этих событий специальному следователю: Ювжику-Компанейцу, установившему путем допроса нескольких сот лиц и проверкой отобранных войсками пулеметов, найденных на улицах Петрограда в первые дни революции, что все эти пулеметы принадлежали войсковым частям и что ни одного полицейского пулемета не было не только на крышах домов, но и на улицах, причем, вообще, никаких пулеметов на крышах домов не стояло, кроме ограниченного числа пулеметов, поставленных с самого начала войны на некоторых высоких домах для защиты от налета неприятельских воздушных машин. Вообще, нужно сказать, что в критические дни февраля 1917 года Протопопов проявил полную нераспорядительность и с точки зрения действовавшего закона преступную слабость.

Несомненно в прессе и в Петроградском обществе создалось мнение о близких отношениях Распутина к двум политическим авантюристам, - доктору Бадмаеву и князю Андронникову, будто имевшим через него влияние на политику.

Следствие показало полное несоответствие этих слухов действительности, одно можно сказать, что оба эти лица всячески старались быть прихвостнями Распутина, пользуясь крохами, падающими с его стола, и стараясь преувеличить пред своими клиентами свое влияние на Распутина, на которого они такового вовсе не имели, и через то поддержать мнение о своем якобы влиянии через него и при Дворе. Из этих двух лиц наиболее интересным по времени своей деятельности является князь Андронников, так как сколько-нибудь значительные связи Бадмаева с руководящими кругами относятся к царствованию Императора Александра III.

Личность и характер деятельности князя Андронникова на следствии с поразительной яркостью были освещены огромным количеством разных документов, отобранных мной при обыске в его квартире, отнявшем у меня целых два дня в марте 1917 года. Из квартиры Андронникова я вывез в Зимний дворец в помещение комиссии на двух автомобилях колоссальный архив. При этом надо отдать должную справедливость князю Андронникову в том, что канцелярская часть была поставлена у него безукоризненно. Все делопроизводство его разбивалось по папкам на определенные министерства, которые в свою очередь распадались на департаменты. Дела оказались сложены в обложки с соответствующими надписями, подшитыми, занумерованными, и свидетельствовали о тщательном наблюдении со стороны князя Андронникова за их движением. При изучении их выяснилось, что князь Андронников за определенную мзду не гнушался никакими ходатайствами и представительствами. Так, одновременно князь Андронников ходатайствовал о выдаче пенсии какой-либо вдове чиновника, не выслужившего срок на эту пенсию, как равно проводил через Министерства финансов и земледелия весьма сложный проект акционерной компании, в которой, судя по договору, он лично играл одну из видных ролей, об орошении Мургабской степи, насколько помню.

Система, принятая князем Андронниковым, занимавшим скромный пост чиновника особых поручений Святейшего Синода, для проведения своих ходатайств была очень проста. Согласно его признанию, получая сведения о назначении совершенно неизвестного ему лица на должность хотя бы директора департамента в каком-нибудь министерстве он посылал этому лицу поздравительное письмо, трафаретно его начиная: "Наконец-то воссияло солнце над Россией и высокий ответственный пост отныне вверен Вашему Превосходительству", после чего следовал ряд самых лестных эпитетов, украшавших это лицо талантами добродетеля и пр., а иногда к такому письму прилагался князем Андронниковым и образок Его Благословления. Естественно, что получение такого письма обязывало данное должностное лицо из чувства деликатности и благодарности ответом, а результатом этого являлся личный визит князя к означенному сановнику в его служебный кабинет в Департамент, чем и завязывалось знакомство. Такие посещения князя административных лиц сравнительно высокого ранга создавали у чиновников, служащих в канцелярии последнего, представление о добрых отношениях князя к их начальникам, а отсюда вытекало и более внимательное отношение ко всем бумагам, поступавшим в Департамент через посредство князя. Князь Андронников при стремлении своем увеличить представление об авторитетности своего мнимого влияния при Дворе не гнушался никакими средствами, вплоть до дружбы с гоф-курьерами, которые развозя Высочайшие приказы о пожаловании неукоснительно заезжали к другу-князю, а последний, не стесняясь в угощении их вином и явствами, тем временем осторожно вскрывал пакеты и, узнав таким образом содержание рескрипта о неожиданном высоком пожаловании, задерживал загулявшего гоф-курьера у себя в столовой и спешил по телефону поздравить с высоким отличием не ожидавшего или ожидавшего его сановника, давая ему понять, что ему известно об этом непосредственно из Высочайшего источника и тем, конечно, создавал у сановника, когда к нему действительно приезжал через полчаса курьер с наградой, представление об исключительных связях князя при Дворе.

Угождая петроградским сановникам, князь Андронников, конечно, лез из кожи, чтобы угождать Распутину. Так, известно из показаний прислуги Андронникова, что он предоставлял свою квартиру для секретных свиданий Распутина с Хвостовым и Белецким, а также и с епископом Варнавою. В то же время князь Андронников, желая попасть в тон царившему при Дворе религиозному настроению и создать этим же слух о своей религиозности, в своей спальне за особой ширмой устроил подобие часовни, поставив большое распятие, аналой, столик с чашей для освящения воды, кропило, ряд икон, подсвечников, полное священническое облачение, терновый венец, хранившийся в ящике аналоя и пр. Достойно примечания, как это мною лично установлено при осмотре его квартиры и при допросе его прислуги, что князь Андронников в той же самой спальне, по другую сторону ширмы на своей двуспальной постели предавался самому гнусному ... с молодыми людьми, дарившими его ласками за обещания составить протекцию. Последнее обстоятельство нашло свое подтверждение в ряде писем, отобранных мною при обыске у князя Андронникова, от таких обольщенных им молодых людей, которые жаловались в этих письмах на то, что он их обманул в своих обещаниях.

При допросе князь Андронников старался о многом умолчать или извратить фактическую сторону данных обстоятельств, но будучи уличен мною на основании письменных документов заведомо ложным освещением событий, заявил мне: "Вы моя совесть", давши клятвенное обещание в дальнейшем не погрешить; однако же через несколько минут допроса он был мною вновь изобличен в том же искажении истины. Тогда князь обратился ко мне и просил сообщить мое имя; я исполнил его просьбу и при следующем его допросе князь мне заявил, что спрашивал мое имя для того, "чтобы записать в поминаньеце и молиться как за святого человека".

Из допроса лиц, близко стоявших ко Двору, как, например, семья Танеевых, Воейкова и других я выяснил, что князь Андронников не только не пользовался каким-либо авторитетом при Дворе в Царской Семье, но отношение Ее к нему было критически-ироническое.

Доктор тибетской медицины Бадмаев водил знакомство с Распутиным, но их личные отношения не выходили из рамок отдельных услуг со стороны Распутина по проведению очень немногочисленных ходатайств Бадмаева, [который,] будучи бурятом, составил несколько брошюр о своем крае и по этому поводу имел несколько аудиенций у Государя, но эти аудиенции не выходили из ряда обычных и отнюдь не носили интимного характера.

Хотя Бадмаев и был врачом министра внутренних дел Протопопова, однако, Царская семья, относилась критически к способам его врачевания; Григорий Распутин тоже не был поклонником тибетских медицинских средств Бадмаева, а допросом дворцовой прислуги Царской Семьи было несомненно установлено, что Бадмаев в покоях Царских Детей в качестве врача никогда не появлялся.

Дворцовый комендант Воейков допрашивался мною несколько раз в Петропавловской крепости, где он был заключен. Особым авторитетом и влиянием при Дворе, судя по переписке, найденной у него при обыске, главным образом писем его жены, дочери министра Двора графа Фредерикса, относящимся к 1914-1915, 1916 годам, он не пользовался, но был ценим как преданный человек, по крайней мере Царская Семья его считала таковым, хотя лично я из целого ряда бесед с ним такого впечатления не вынес. Отношения Воейкова к Распутину, настолько насколько его отношение вылилось в письмах первого к жене, было отрицательным. В некоторых из этих писем Воейков называл его злым гением Императорского Дома и России, находя, что этот человек своей близостью ко Двору дискредитирует трон и дает богатую пищу для всякого рода самых невероятных слухов, толков и разговоров, которые могут всегда быть использованы антиправительственными группами. Вместе с тем и считаясь с несомненным влиянием Распутина на Царскую Семью, Воейков не находил в себе достаточно гражданского мужества отказывать Распутину в удовлетворении отдельных частных просьб о назначениях, повышениях, выдаче пособий и т. д. относительно тех лиц, за которых хлопотал Распутин, это видно из пометок Воейкова на вышеупомянутых мною письмах к нему Распутина, найденных при следствии. Вообще Воейков произвел на меня впечатление карьериста, дорожившего своим постом и не способного ценить то внимание и искреннее расположение, которое к нему питали как Государь, так и Императрица. В письмах жены к нему от 1915 года г. Воейкова умоляла его оставить службу ввиду нараставшего революционного движения, причем она предостерегала мужа, что при крушении государственного аппарата его постигнет ужасная участь. Эти письма г-жи Воейковой все проникнуты болезненной ненавистью к Распутину как к несомненному виновнику грядущих, по ее словам, кошмарных событий. Вполне разделяя взгляды жены на этот счет, Воейков тем не менее оставался на своем посту, чтобы разоблачить Распутина и выяснить его настоящую физиономию перед Царской Семьей.

Много наслышавшись об исключительном влиянии Вырубовой при Дворе, о ее связи с Распутиным, будучи, можно сказать, насквозь пропитанным теми инсинуациями, которые помещались об этой женщине в нашей прессе и циркулировали в обществе, я шел на допрос к Вырубовой в Петропавловскую крепость, откровенно говоря, настроенный к ней враждебно. Это недружелюбное чувство не оставляло меня и в канцелярии Петропавловской крепости вплоть до момента появления Вырубовой под конвоем двух солдат. Когда же вошла г. Вырубова, то меня сразу поразило особое выражение ее глаз: выражение это было полно неземной кротости. Это первое благоприятное впечатление в дальнейших беседах моих с нею вполне подтвердилось. После первой же недолгой беседы я убедился в том, что она в силу своих индивидуальных качеств не могла иметь абсолютно никакого влияния и не только на внешнюю, но и на внутреннюю политику государства, с одной стороны, вследствие чисто женского отношения ко всем тем политическим событиям, о которых мне приходилось с ней беседовать, а с другой - вследствие чрезмерной ее словоохотливости и полной неспособности удерживать в секрете даже такие эпизоды, которые после достаточного анализа при поверхностной их оценке, могли бы набрасывать тень на нее самое. В дальнейших беседах я убедился, что просьба, обращенная к г. Вырубовой, удержать что-либо в секрете, была равносильна тому, чтобы выйти на площадь и об этом секрете объявить всенародно, так как она, узнав что-либо такое, чему она придавала значение, тотчас же рассказывала об этом не только своим близким, но даже мало знакомым людям. Достаточно ознакомившись за время этих бесед с интеллектуальными особенностями г. Вырубовой, я невольно остановился на двух основных вопросах: 1) о причинах нравственного ее сближения с Распутиным; и 2) о причинах сближения ее с Царской Семьей.

При разрешении первого вопроса я натолкнулся случайно в разговоре с ее родителями г. г. Танеевыми (статс-секретарь Александр Сергеевич Танеев, управляющий собственной Его Величества канцелярией, женатый на графине Толстой) на один эпизод в жизни их дочери, который, по моему мнению, сыграл роковую роль в подчинении ее воли влиянию Распутина. Оказалось, что г. Вырубова, будучи еще 16-ти летним подростком, заболела брюшным тифом в тяжелой форме. Болезнь эта вскоре осложнилась местным воспалением брюшины, и врачами положение ее было признано почти безнадежным. Тогда г. г. Танеевы, большие почитатели гремевшего в то время на всю Россию протоиерея отца Иоанна Кронштадтского, пригласили его отслужить молебен у постели болящей дочери. После этого молебна в состоянии больной наступил благоприятный кризис и она стала быстро оправляться. Этот эпизод произвел несомненно огромнейшее впечатление на психику религиозной девушки-подростка, с этой минуты ее религиозное чувство получило преобладающее значение при решении всех тех жизненных вопросов, которые возникали у нее по различным поводам.

С Распутиным г. Вырубова впервые познакомилась в гостиной Великой Княгини Милицы Николаевны, причем знакомство это не носило случайного характера, а Великая Княгиня Милица Николаевна подготовляла к нему Вырубову путем бесед с ней на религиозные темы, снабжая ее в то же время соответствующей французской окультической литературой, затем однажды Великая Княгиня пригласила Вырубову к себе, предупредив, что в ее доме она встретится с Великим молитвенником земли Русской, обладающим даром прорицания и способностью врачевания. Эта первая встреча г. Вырубовой, тогда еще девицы Танеевой, произвела на нее большое впечатление, в особенности в силу того, что она намеревалась тогда вступить в брак с лейтенантом Вырубовым. При этой первой встрече Распутин много говорил на религиозные темы, а затем на вопрос своей собеседницы - благословляет ли он ее намерение вступить в брак, ответил иносказательно, заметив, что жизненный путь усеян не розами, а терниями, что он очень тяжел, и что в испытаниях и ударах судьбы человек совершенствуется.

Вскоре последовавший брак этот был совершенно неудачным, по словам г. Танеевой, муж ее дочери оказался полным импотентом, но притом с крайне извращенной половой психикой, выражавшейся в различных проявлениях садизма, чем он причинял своей жене неописуемые нравственные страдания и вызывал чувство полного отвращения. Однако г. Вырубова, памятуя слова Евангелия "Еже Бог сочетав человек не разлучает", долгое время скрывала свои нравственные переживания ото всех и только после одного случая, когда она была на волосе от смерти на почве садистических половых извращений своего супруга, она решила открыть матери свою ужасную семейную драму. Результатом такого признания г. Вырубовой было расторжение брака в установленной законом форме. При дальнейшем производстве следствия эти объяснения г. Танеевой о болезни супруга ее дочери дали себе полное подтверждение в данных медицинского освидетельствования г. Вырубовой, произведенных в мае 1917 года по распоряжению Чрезвычайной следственной комиссии, данные эти установили с полной несомненностью, что г. Вырубова девственница.

Вследствие неудачно сложившейся семейной жизни религиозное чувство А. А. Вырубовой развивалось все сильнее, и можно сказать, стало принимать характер религиозной мании, при этом предсказание Распутина о терниях жизненного пути для Вырубовой оказались истинным пророчеством. Благодаря этому она стала чистой и самой искренней поклонницей Распутина, который до последних дней своей жизни рисовался ей в виде святого человека, бессребреника и чудотворца.

При разрешении второго из поставленных мною выше вопросов, уяснив себе нравственный облик Вырубовой, а также и детально изучив во время следствия условия жизни Царской Семьи и нравственный облик Императрицы Александры Федоровны, я невольно остановился на признанном психологией положении, что противоположности часто сходятся, и дополняя друг друга, придают этим себе нравственное устойчивое равновесие. Неглубокий ум Вырубовой и чисто философский склад мышления Императрицы были двумя противоположностями, друг друга дополнившими, разбитая семейная жизнь Вырубовой заставила ее искать нравственного удовлетворения в удивительно дружной, можно сказать, идеальной семейной обстановке Императорской Семьи. Общительная и бескорыстная натура Вырубовой вносила ту искреннюю преданность и ласку извне, которой не хватало в тесно замкнутой Царской Семье со стороны царедворцев, их окружавших. А общее у этих, столь различных, двух женщин нашлось то же - это любовь к музыке. Императрица обладала приятным сопрано, а у Вырубовой было хорошее контральто, и они часто в минуты отдохновения, пели дуэты. Вот те условия, которые у непосвященных в тайны близких отношений между Императрицей и Вырубовой должны были породить слухи о каком-то исключительном влиянии Вырубовой на Царскую Семью. Но как раньше сказано, влиянием при Дворе Вырубова не пользовалась и пользоваться не могла: слишком большой был перевес умственных и волевых данных у Императрицы по сравнению с бесхарактерной и умственно-ограниченной, но беззаветно преданной и горячо любящей сначала фрейлиной Танеевой, а затем сделавшейся домашним человеком в Царской Семье - госпожой Вырубовой. Отношения Императрицы к Вырубовой можно определить отношениями матери к дочери, но не больше того. Дальнейшим связывающим звеном этих двух женщин было одинаково развитое, как у одной, так и у другой, то религиозное чувство, которое привело их к трагическому поклонению личности Распутина.

Мои предположения о нравственных качествах г. Вырубовой, вынесенные из продолжительных бесед с ней в Петропавловской крепости, в арестном помещении, и наконец в Зимнем дворце, куда она являлась по моим вызовам, вполне подтвердились проявлением ею чисто христианского всепрощения в отношении тех, от кого ей много пришлось пережить в стенах Петропавловской крепости. И здесь необходимо отметить, что об этих издевательствах над госпожой Вырубовой со стороны крепостной стражи я узнал не от нее, а от госпожи Танеевой; только лишь после этого г. Вырубова подтвердила все сказанное матерью, с удивительным спокойствием и незлобивостью заявила: "они не виноваты, не ведают, бо что творят". По правде сказать, эти печальные эпизоды издевательства над личностью Вырубовой тюремной стражи, выражавшиеся в форме плевания в лицо, снимания с нее одежды и белья, сопровождаемого битьем по лицу и по другим частям тела больной, еле двигавшейся на костылях женщины, и угрозами лишить жизни "наложницу Государя и Григория", побудили следственную комиссию перевести г. Вырубову в арестное помещение при бывшем губернском жандармском управлении.

В смысле освещения интересовавших меня событий г. Вырубова являлась полной противоположностью князя Андронникова: все ее объяснения на допросах в дальнейшем, при проверке их на основании подлежащих документов, всегда находили себе полное подтверждение и дышали правдой и искренностью: единственным недостатком показаний г. Вырубовой являлось чрезвычайное многословие, можно сказать болтливость, и поразительная способность перескакивать с одной мысли на другую, не отдавая себе в этом отчета, т. е. опять-таки такие качества, которые не могли создать из нее политическую фигуру. Г. Вырубова всегда просила за всех, потому к ее просьбам при Дворе и было соответствующее осторожное отношение. Как бы учитывалось ее простодумие и простота.

Нравственный облик Императрицы Александры Федоровны достаточно ярко выяснился для меня из ее переписки с А. А. Вырубовой и с Государем. Эта переписка, веденная на французском и на английском языке, была вся проникнута горячим чувством любви к Мужу и Детям. Воспитанием и образованием своих Детей Императрица заведовала лично сама, почти по всем предметам, кроме узкоспециальных. В помянутой переписке Императрица неоднократно указывала на то, что Детей не надо баловать игрушками и пробуждать у них страсть к роскоши. Вместе с тем, также переписка носила печать глубокой религиозности. Государыня в письмах к Мужу часто описывает свои переживания во время прослушанных ею богослужений и часто говорит о чувстве полного удовлетворения и нравственного покоя, которые она испытывала после горячей молитвы. Вообще надо заметить, что во всей этой обширной переписке почти нет никаких указаний или рассуждений на политическую тему; переписка эта носит чисто интимный, семейный характер. Те места переписки, в которых говорится о Распутине, именуемым в ней "Старцем", достаточно освещают отношения Императрицы к этому человеку, как к проповеднику Слова Божия, к прорицателю и искреннейшему молитвеннику за Царскую Семью. Во всей этой переписке на протяжении почти десяти лет мне не попалось ни одного письма, написанного на немецком языке, а допросом приближенных ко Двору лиц я установил, что немецкий язык еще задолго до последней всемирной войны при Дворе не применялся. В связи с упорными слухами об исключительной симпатии Императрицы к немцам и о существовании в Царских Покоях прямого провода на Берлин мною были тщательно произведены осмотры помещений Императорской Фамилии, причем никаких указаний на сношение Императорского Дома с немецким во время войны установлено не было.

При проверке же мною слухов об исключительно благожелательном отношении Императрицы к раненым военнопленным немцам, выяснилось, что отношение ее к раненым немцам было таким же одинаково теплым, как и к раненым русским воинам, причем такое свое отношение к раненым Императрица объясняла выполнением лишь Завета Спасителя, говорившего, что кто посетит больного, тот посетит Его самого.

В силу многих обстоятельств, в том числе и постоянного болезненного состояния Императрицы, вследствие ее болезни сердца Царская Семья вела удивительно замкнутый образ жизни, что естественно способствовало самоуглублению и развитию религиозного чувства, принявшего у Государыни совершенно исключительный, преобладающий характер. На почве этой религиозности Императрица Александра Федоровна вводила монастырский устав Богослужения в некоторых придворных Церквах и с особым наслаждением, несмотря на болезненное состояние, выстаивала до конца длившиеся долгими часами службы. Это исключительное настроение Императрицы Александры Федоровны и послужило единственной причиной преклонения ее перед личностью Григория Распутина, который несомненно, как уже было объяснено, обладая способностью внушения, благотворно действовал в некоторых случаях на состояние здоровья тяжко больного Наследника. При этом, вследствие своей религиозной настроенности, Императрица не могла объективно оценивать источник несомненно поразительного влияния Распутина на состояние здоровья Наследника и искала этот источник не в гипнотической силе, а в тех высших Небесных Силах, которыми был наделен, по ее глубокому убеждению, за свою святую жизнь Распутин.

Года за полтора до переворота 1917 г. известный бывший монах Илиодор Труфанов, о котором было уже выше упомянуто, прислал в Петроград из Христиании свою жену с поручением предложить Царской Семье купить у него в рукописи написанную им книгу, выпущенную под название "Святой Черт", где он описывает отношения Распутина к Царской Семье, набрасывая на эти отношения тень скабрезности. Этим вопросом заинтересовался департамент полиции и на свой риск и страх вступил в переговоры с женой Илиодора о приобретении этой книги, за которую Илиодор просил, насколько помню, 60 999 рублей. В конце концов дело это было представлено на усмотрение Императрицы Александры Федоровны, которая с негодованием отвергла гнусное предложение Илиодора, заявив, что "белое не сделаешь черным, а чистого человека не очернишь".

Считаю нужным обратить внимание, заканчивая этот очерк, что в деле выдвижения Распутина ко Двору принимали в свое время особо горячее участие: Великие Княгини Анастасия и Милица Николаевны, Духовник Их Величеств епископ Феофан и епископ Гермоген. Поэтому отношение Императрицы Александры Феодоровны к Распутину было с первых же шагов доверчиво-благожелательным и с течением времени оно только усиливалось вследствие причин, уже нами указанных.

Подлинное подписал: Бывший командированный в чрезвычайную следственную комиссию по расследованию злоупотреблений министров, главно-управляющих и других должностных лиц с правом производства следственных действий, товарищ прокурора Екатеринославского окружного суда Владимир Михайлович Руднев

г. Екатеринодар 28 марта 1919 г.

Настоящим передаю генерал-майору Михаилу Дмитриевичу Нечволодову право на перевод и издание на всех европейских языках рукописи моей об обследовании деятельности "темных сил", составлено мною на основании данных, полученных во время командирования моего в 1917 году в Чрезвычайную следственную комиссию по рассмотрению злоупотреблений бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц.

Влад. Мих. Руднев

31 марта 1919 г. Екатеринодар

Подпись руки Владимира Михайловича Руднева сим свидетельствую.

Состоящий при управлении иностранных дел Добровольческой армии д. с. с. Михаил Догель

31 марта 1919 г. Екатеринодар

Копию подлинного документа у генерал-майора Нечволодова 10/23 мая 1919 года в Париже читал русской Добровольческой армии лейб-гвардии Петроградского полка капитан Булыгин

5/18 октября 1919 г. Омск.

Подпись рук д. с. с. Михаила Ивановича Догель и капитана Булыгина при снятии копии в штабе главного начальника военно-административных управлений восточного фронта армий сим свидетельствую, обер-офицер для поручений названного управления Александрийского гусарского полка корнета [нрзб.]

5/18 октября 1919 года Омск

Руднев В. М. [Правда о русской царской семье и темных силах] // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919-1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л. А. Лыкова. - М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998. - С. 148-165. - (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв; Вып. 8).